К концу гражданской войны, когда армия Колчака откатилась за Урал, но еще рыскали по стране мелкие банды, в Башкирии доживала в агонии свои последние дни «Валидовская националистическая армия», насыщенная белогвардейскими офицерами.
(Валидов – белый офицер, руководивший соединением армии адмирала Колчака в районе среднего Урала. Основные части армии адмирала Колчака, потерпев поражение под Уфой, отступили за Урал на Восток. Часть бывшей колчаковской Армии под руководством Валидова продолжал борьбу с Красной Армией партизанскими методами на территории современного Башкортостана и Оренбургской обл.)
А.З. Валидов, фото 1919-1920 гг.
В 1922 г. к своим домам в д. Ново-Константиновку возвращались фронтовики. В числе возвратившихся были рядовые Максимча Левко и его сосед Илья Хмуров.
Вернулся мой отец — Алексей Евгеньевич, служивший в армии ротным фельдшером — офицером медицинской службы.
Военнослужащие медицинской службы Русской армии
Вместе с ним вернулся из армии свояк (брат жены) моего отца, уроженец деревни Тихомировка, рядовой Задорожко Евмен (тульский мастер). Вернулись и другие крестьяне, служившие в Красной Армии.
Вернулись в село также строевые офицеры бывшей царской армии Романенко Иван, Терентий Еловенко («селезень»), служившие во время гражданской войны в белой армии.
По-разному складывалась мирная жизнь бывших солдат и офицеров: некоторые из них сразу «прикипели» всем своим существом к хозяйствам, другие включились в общественную жизнь села.
Богачи не сдавали добровольно своих командных высот на селе во время гражданской войны, а до прихода фронтовиков на селе некому было противостоять им.
В селе все становится быстро известным о каждом человеке; стало известно и то, что Максимчук Левко, Илья Хмуров, Задорожко Евмен и Пацков Алексей сразу после революции вошли в состав красной Гвардии и служили практически всю гражданскую войну. Некоторые из них вернулись досрочно по ранению, а отец вернулся с партбилетом (РСДРП) в отпуск после тифа.
Адмирал А.В. Колчак
Стало также известно, что Романенко Иван и Комаров служили в белогвардейских частях. Все ровесники, все бывшие парубки одной деревни оказались разделенными революцией и гражданской войной. В гражданскую войну это было не редкостью даже внутри одной семьи. Даже в семье нашего богатого деда Евгота, против всякого ожидания, с симпатией к революции отнеслись почти все дети, кроме Якова: и родной отец Якова – дед Евгот весьма скептически относился к антисоветскому брюзжанию Якова. Якова, как в семье, так и в селе не очень уважали: был он большим любитель выпить, не отличался трудолюбием и был в семье недисциплинирован. Сельский уклад предусматривал общую трапезу, т.к. готовка еды отнимала у женщин много сил и времени. Дядя Яков, как правило, к общему обеду не являлся, что оставляло негативный осадок в наших детских душах. Покончил счеты с жизнью дядя Яков в 1927 году.
Унтер-офицеры русской армии
Вернемся к фронтовикам. Бывшие служивые в Красной Гвардии поднимали свои голоса за перестройку села на новых Революционных началах, а для этого нужно было оттеснять от власти богатеев. Бывшие же белогвардейские служивые затаились, пока не прослышали, что Валидовская националистическая «армия» пробивается из Оренбургских степей через Стерлитамак на железнодорожную станцию Раевка через наше село Ново-Константиновка.
Тайный ночной разговор Романенко Ивана и Комарова в доме Романенко подслушал об этом двоюродный брат Ивана «урожденный дурачок».
Следующий день был базарным на селе, и наш отец решил выйти в люди: «людей повидать, свою военную форму показать». «Дурачок» Иван, помня доброту к себе «дядьки Лексея», попросил немного грошей и по секрету сообщил, что «брат Иван и Комаров записали в бумажку тебя и Евмена, и передадут новой власти, которая идет из Стерлитамака».
Отец немедленно вернулся домой, вскочил верхом на лошадь (Чайку) без седла, предупредил только маму, и через огороды ускакал в деревню Тихомировка, расположенную в 15 км от г. Стерлитамака, к своему свояку Евмену, спеша предупредить его о приходе туда Валидовцев.
Валидовцы миновали Тихомировку, по Раевскому тракту, быстро просочились до д. Кипчак-Аскарово, не доехав до ст. Раевка 15 км.
Отца и Евмена ночью на телеге повез на Запад на ст. Абдуллино в 12 км от Раевки брат Евмена. Оставив их в с. Абдуллино, которое контролировалось Красной Армией. Сам брат Евмена не возвращался в Тихомировку, пока не прослышал, что валидовцев оттеснили в Оренбургскую губернию. Отец и Евмен были отправлены по своим воинским частям.
Поздно вечером того же базарного дня приехавший отряд валидовских офицеров, по информации Романенко Ивана и Комарова, арестовал Максимчу Левко и Хмурова Илью. Их увезли за 15 верст в Кипчак-Аскарово, а на рассвете против Кипчака, под горой – расстреляли. После изгнания Валидовцев тела их были перевезены на кладбище нашего села, где над их могилами высятся памятники с надписями о расстреле их белогвардейцами.
Коалиция Урало-Поволжья и Сибири 1918 года
Наши сельские белогвардейцы исчезли с валидовцами. Комаров больше не возвращался, а Романенко возвратился в «самом наилучшем виде», только без погон. Возмущало это родственников расстрелянных односельчан, писали они Альшеевскому волостному начальству. Милицейское начальство приезжало, с шумом увозили Ивана Романенко. Селяне с облегчением вздыхали, а через 2-3 недели снова появлялся Иван в бравом виде и ехидной улыбкой, в светлых офицерских усах. Подняли на возмездие комсомол во главе с Полторацким Александром.
Причиной тому было отсутствие письменных документов, доказывающих его вину, были только разговоры. После каждого ареста Романенко Ивана местный прокурор его освобождал. Так продолжалось до 1927 года. А в дождливую октябрьскую ночь 1927 г., перед сном Иван подошел к кухонному окну, выходящему во двор, и выстрелом через стекло был убит наповал. Единственный член его семьи – жена, побоялась до утра выйти на улицу, а утром сельские власти направили гонцов в Раевский волисполком и накрыли досками следы сапог убийцы (для следствия). До приезда следователя пришла группа молодежи и затоптала все следы. Следствие убийцы не нашло.
Когда все утихло и улеглось, по деревне поползли слухи: Наталка Голикова как-то под вечер пошла к себе на гумно (в ригу) и там с ужасом увидела и узнала лежащим в сене Тихона Хмурова, сына Ильи Хмурова.
Тихон после расстрела отца был увезен в Кустанайский детский дом. Селяне полагали, что Тихон давным-давно где-то погиб в голодный 1921 год, а здесь вдруг лежит в риге, ясно было, что скрывается. Тихон не позволил Наталке убежать из риги и «доходчиво» объяснил ей, что она не должна до конца дней своих никому не рассказывать, что видела Тихона после убийства Ивана Романенко. Тихон пригрозил, что если Наталка тайну разгласит, он сожжет всю ее богатую усадьбу. Наталка осталась после войны богатой вдовой. Как-то сгорела ее рига от грозы. После того, как ригу потушили, Наталка продолжала молчать, что видала Тихона. Чуть не полгода терпела – боялась мести Тихона. На другой день после убийства Ивана, кто-то из селян случайно видел Тихона на Раевском вокзале. Тихон «на сближение» с односельчанами не пошел и скрылся.
Через 5-6 лет после этого события можно было «по секрету» услышать на селе, что еще до убийства Романенко Тихон дважды тайно приезжал в село, обращался к комсомольцам с предложением отомстить за отца. В первый приезд комсомольцы приняли решение добиваться возмездия через прокуратуру, а потом были вынуждены принять решение: «С белогвардейским офицером Романенко Иваном, косвенным убийцей красногвардейцев Максимчи Леонтия и Ильи Хмурова покончить собственными силами, исполнение приговора берет на себя сын Ильи Хмурова – Тихон Хмуров».
Бывший белогвардеец Комаров исчез, но через некоторое время он появился уже в другом месте и в другом обличье.
Осенью 1931 года я, мой брат Лева и мой одноклассник, сын кассира железнодорожной станции Раевка, Нефедов Виктор были зачислены в Раевскую железнодорожную школу на курсы Магнитогорского «Горпромуча». Меня туда в начале декабря загнала судьба после исключения из Красноуфимского с/х техникума «за происхождение».
1-й выпуск инженеров Московского горно-металлургического института
В день приезда я поселился в общежитии «Горпромуча», где жил и Лева и Виктор, и прожил там около месяца. Потом переселился в общежитие Геологической партии.
Недели через 3-4 нас троих (Леву, Виктора и меня) вызвали повестками в городское ГПУ. (За время существования советской власти органы государственной безопасности претерпели много наименований: ВЧК, ГПУ, НКВД, МГБ, КГБ. В современной России эта служба называется ФСБ).
Не только жителям Магнитогорска, но и всей страны это учреждение внушало двоякое чувство: для политических преступников – животный страх, для людей, не относящихся к ним, глубокое почтение и надежду, что очистит оно нашу страну от скверны.
В приземистом бревенчатом, аккуратном домике, в просторном кабинете, куда нас препроводили солдаты, нас встретил военный со шпалами в красных петлицах на воротнике гимнастерки. В первые годы после революции военные чины отличались металлическими значками на воротнике без погон, а не так, как сейчас по звездочкам на погонах. Мы уже представляли: треугольники – младшие командиры, квадратики — среднее звено, шпалы – высокие командиры. Были еще командиры с ромбами: этих можно было приравнять к современным генералам.
Начальник со шпалами приветливо встретил нас, посадил на хорошие стулья и стал издалека уточнять: где родились, как звать родителей и дедушек – бабушек, где Вас крестили, и какой поп крестил, если слышали от родителей, где сейчас живут родители и чем занимаются?
Витьке Нефедову отвечать было легко: отец – кассир, родился в с. Раевка, всю жизнь был казенным служащим; дед тоже работал кассиром. Вот нам-то с Левой было не по себе: дед слыл богатеем. Как ни сворачивали мы свою биографию на жизнь неграмотной нашей мамы и на жизнь отца, бывшего до революции сельским фельдшером, а во время империалистической и гражданской войн ставшего фронтовым фельдшером, начальник со шпалами направлял нас на период первых послереволюционных лет, когда дед Евгот был в «зените славы».
В конце концов, командир задал нам вопрос: «Что вы помните о попе Комарове и его сыне?». Сразу же в голове у меня, а как потом выяснилось и у Левы, мелькнула одна и та же мысль: «Не сын ли Комарова перед нами? Надо же такому случиться!» — подумали мы.
В те годы было много кинофильмов и рассказов о «бывших», проникших в ряды ответственных работников и мстивших своим бывшим врагам: коммунистам, активистам, кто изгонял контрреволюцию.
«Ну и ну»! – подумалось мне. «Не хлопнули отца нашего в 1919 году, так нас под видом «за происхождение», расстреляют».
Всего только месяц прошел, как меня выгнали из техникума за происхождение. В техникуме даже директор не верил содержанию подметного письма, подписанного Алексеем Юнаком, которое поступило на меня из д. Ново-Константиновка. В доносе было написано, что я сын Евгота Пацкова и являюсь прямым наследником его богатства. Моим заверениям, что я являюсь только внуком этого известного деда, вроде бы верили, а мой отец – фельдшер с 1914 года воюет. Но в «документе» было написано, что я сын Евгота. Директор техникума предложил мне привезти справку о том, что первая справка ложная, тогда меня восстановят в техникуме. Для меня, 18-ти летнего паренька без денег такая задача оказалась не по силам: где мне было ездить за сотни километров искать «справку, что первая справка ложная»? Я решил поступить проще, поехал учиться туда, где обо мне ничего не было известно. В результате приехал «скрываться» от тени деда в Магнитогорск и тут же попал в поле зрения местного начальника ГПУ.
Потом, когда с трясущимися коленками мы возвращались в общежитие, Лева сказал, что у него была та же догадка: «Мы перед сыном попа Комарова».
Деваться было некуда. Мы замямлили заплетающимися языками, решив, что всю вину за расстрел Максимчи и Ильи Хлудова надо валить только на одного Ивана Романенко, а о роли Комарова «ничего не знаем». «Поп был хороший, нас крестил, наверное, и сын его хороший человек» — говорили мы.
«Да!» – сказал начальник ГПУ. «Вообще-то он, сын Вашего попа Комарова, не плохой сейчас работник, старательный, но его бывшая роль карателя — белогвардейца требует особого к нему подхода. Да и вы, небось слыхали от старших о его роли в расстреле двух революционеров вашей деревни, но почему – то, уклоняетесь от правды. Может быть, боитесь его? Он вас не тронет. Вы его видели в последний раз у себя в общежитии в должности коменданта, сейчас его у вас нет, учитесь, работайте, Комаровых опасайтесь, но не бойтесь, сейчас не 1919 год. До свидания».
Вечером в общежитии Витька «признавался»: «Ну, ребята, повезло вам. Комендант тайком все расспрашивал о вас: откуда вы, кем работает ваш отец, из какой деревни приехали?».
Витька был большой фантазер, но, может быть, это действительно было именно так?
Допрос дезертира. В.В. Верещагин, 1901 год
(Рассказ отца о визите в ГПУ противоречив и не понятно, кто же был Комаров? Комендант общежития или местный начальник ГПУ? Текст сохранен в изложении отца)
Рассказ отца позволю дополнить редкой фотографией наших дедушки с бабушкой, их четверых детей и двоих внуков.
Семья Пацковых
Cидят слева направо:
моя мама Лидия Антоновна, бабушка Мария Васильевна, дедушка Алексей Евгеньевич, я – Евгений Пацков;
Cтоят:
Игорь Журавлев, Владимир Алексеевич, Ольга Алексеевна, Леонид Алексеевич, Алексей Алексеевич (дети Марии Васильевны и Алексея Евгеньевича)